В шабашах и демонстрациях не участвую, оргии предпочитаю режиссировать (с)
Название: Острый
Автор: +Nea+
Бета: ladyxenax, Urumiya
Размер: миди (4 582 слова)
Пейринг/Персонажи: Нишикидо Рё/Каменаши Казуя
Категория: слэш
Жанр: повседневность, немного ангста и PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Рё — острый. И Каме тоже. А значит, они слишком похожи, хоть никогда этого и не признают.
От автора: написано на летнюю ФБ-2013
читать дальшеКаме — острый. Он весь похож на иглу, вроде той, какими пользуются китайские врачи-иглоукалыватели: тонкий, вытянутый, с жалящим кончиком, который легко пронзает насквозь. Этим инструментом можно вылечить практически любую болезнь, если найти на теле пациента нужную точку. Но им же легко можно и убить, если всадить в точку другую.
Каме — игла и её хозяин в одном лице. Знает наизусть все точки на теле Рё и в его сознании, поэтому может колоть даже с закрытыми глазами.
Иногда Рё до чёртиков обидно, что с годами он не становится другим, не настолько меняется, чтобы Каме вновь пришлось его изучать, искать уязвимые места и точки удовольствия, методично и тщательно зарисовывая их на подкорке собственного мозга. Заучивая так, что о любой из этих точек расскажет без запинки Обидно, потому что самому Рё такая привилегия, как постижение Каме, не положена. И Рё считает, что это нечестно.
Хотя в Каме почти всё нечестно. Например, Рё подозревает, что Каме может без запинки ответить на любой вопрос, если его разбудить в два ночи и спросить. Один раз он решает проверить (ну да, так по-ребячески, но хочется же!) и трясёт Каме за плечо, не включая свет. Тот недовольно вздыхает, наверняка даже не открывая глаз, и бормочет сквозь зубы:
— Чего тебе?
— У меня кажется температура. Есть аспирин? — невинно интересуется Рё, затаив дыхание в предвкушении. Потом он жалеет о том, что не подготовил секундомер, потому что Каме, кажется, отвечает ровно через мгновение.
— Аспирин в ванной в крайнем левом шкафчике.
И снова засыпает, словно ничего и не произошло. Рё очень не хочется покидать тёплую постель, но он всё же встаёт и идёт в ванную проверять. Аспирин действительно находится в указанном месте, и Рё раздражённо думает, что так просто он не отступит.
Однако все последующие попытки кончаются тем же: Каме знает в своей квартире расположение каждой вещи. Даже носков, которые Рё когда-то оставил и благополучно про них забыл.
Казалось бы, аккуратность — это хорошая черта, но она, словно иголка, укол за уколом раздражает Рё.
И если бы только она…
Иногда Рё радуется тому, что им не приходится вместе работать. Джонни-сан —мудрый человек, раз заботится об этом. Хотя, возможно, у него совершенно другие причины для того, чтобы разводить Нишикидо Рё и Каменаши Казую по разным концам Агентства, телестудий, съёмочных площадок. Но в любом случае Рё просто не смог бы сконцентрироваться на роли или на своих репликах, будь Каме в непосредственной близости. Со своей привычной улыбкой «на камеру» и вызывающим взглядом. Выполняющий любую, даже самую незначительную роль настолько идеально, насколько это вообще возможно. Окажись Рё в такой ситуации, он бы… провалился. Делал бы ошибки, раздражался — в общем, работал бы хуже некуда на радость завистникам. Или просто как дурак пялился бы на бёдра Каме, которыми тот крутит слишком уж профессионально и соблазнительно. Рё знает, что его многие поняли бы и даже посочувствовали, но от этого только хуже.
Его утешает только одно: Каме тоже рад, что они не работают вместе. И Рё доволен: ему нравится, что Каме в его присутствии слегка теряется, будто не знает, куда себя деть. Рядом с ним Каме так же легко возбуждается и боится открыть их отношения посторонним, как и сам Рё.
Так что хорошо, что теперь они почти не пересекаются на работе. Но иногда Рё думает, каково это — сниматься с Каме в одной дораме? Чтобы они играли главные роли —соперников, к примеру, или, скажем, полицейского и преступника, которого тот бы ловил. Полицейским Рё уже был, преступником тоже, так что справился бы без проблем. А Каме… Каме может быть кем угодно.
Рё представляет себя пойманным преступником в наручниках и комнате для допросов. И Каме в строгом костюме, с почему-то прилизанными волосами бесшумно поднимается со своего стула напротив, подходит к Рё сзади, склоняется и шепчет что-то на ухо жарко и одновременно безразлично. Даже в его фантазиях Каме был трудоголиком, чётко разделяющим работу и личную жизнь, но Рё мысленно представляет себе, как дерзко поднимает голову и сверлит следователя-Каме насмешливым, вызывающим взглядом, словно говоря: «Хочешь что-то узнать — заставь меня!»
Глаза Каме в фантазии медленно темнеют от холодного контролируемого гнева, и Рё чувствует, как по его телу разливается тёплая, почти горячая волна удовольствия и кое-чего ещё, гораздо более неприличного.
Да, в такой дораме он бы сыграл. Но тогда вся съёмочная площадка была бы в курсе их отношений, потому что Рё после подобных сцен затаскивал бы Каме в первый попавшийся тёмный угол, дабы «обсудить в приватной обстановке и отрепетировать пару будущих сцен». И Каме бы мило сопротивлялся, ругался сквозь зубы, краснел и стонал в шею Рё или плечо…
Одни только мысли об этом заставляют Рё бежать в туалет и запираться в кабинке, чтобы никто не увидел, чем он там занимается. Спустя несколько минут и судорожных движений ладонью Рё обычно вытирается салфеткой и пишет Каме пошлое сообщение. Тот никогда не отвечает, но зато вечером приходит домой с гневным лицом и буквально набрасывается на Рё. Сначала с упрёками, а потом…
В последний раз они сделали это прямо в прихожей, на полу. Рё упирался затылком в собственные же ботинки (к слову сказать, не совсем чистые — накануне дождь прошёл) и порвал на Каме одну из его любимых рубашек (за что потом выслушал массу «приятных» слов), пока Каме сам стаскивал с него брюки и бельё и долго целовал, и облизывал вставший член перед тем, как взять в рот. Рё тогда не смог долго продержаться и завалил Каме на тот же пол, забив на смазку и всунув прямо так. Каме шипел и извивался, но так как член Рё был влажен от его слюны, всё, в конце концов, получилось. Лучше некуда.
Хотя нет, было бы намного лучше, не выдай Каме в конце своё ворчливое:
— Мог бы пол помыть, раз раньше пришёл.
Вот это Рё ненавидит особенно — то, что Каме периодически обращается с ним как со своей девушкой. Ну или с соседом по квартире, которым Рё не является, несмотря на то, что в основном ночует у Каме, а не в своей токийской квартире. Её он вообще неизвестно зачем держит, потому что квартира ему не нравится: маленькая, пустая и неприбранная (в отличие от его жилища в Осаке, которое Рё считает своим домом и поэтому содержит в чистоте) — он вполне может порыться где-нибудь за диваном и найти пустую банку из-под пива времён отстранения Учи или даже дебюта «Канджани». Каждый раз он обещает себе устроить генеральную уборку, но вместо этого возвращается, кидает вещи в кресло или прямо на пол и заваливается спать, а рано утром — снова на работу.
Иногда Рё хочется привести Каме в свою квартиру, чтобы тот навёл порядок. Хотя бы ненадолго. Но поскольку у трудоголика Каме нет выходных (а когда есть, то он улетает либо во Францию, либо на Гуам — причём всегда один, без Рё, и даже не думает о том, чтобы хоть раз пригласить его с собой), то эта мечта так и остаётся мечтой.
Может, оно и хорошо. Потому, что язык у Каме очень острый, и он потом до конца своих дней будет пилить Рё и дразнить свиньёй.
Рё — острый. Он как обжигающий перец чили, которым посыпали открытую рану и в добавок потёрли чем-нибудь сверху, чтобы зёрнышки гарантированно проникли внутрь и отравили кровь. Каме не особенно любит острую пищу, но к этой уже пристрастился настолько, что просто не может отказаться. Даже если знает, какая она вредная для здоровья вообще и для него самого в частности.
Рядом с Рё Каме всегда мучают приступы голода, и он просто не может устоять, даже когда пытается внушить себе, что должен преодолеть соблазн.
Рё — острый, как битое стекло, и Каме каждый раз с завидным упорством собирает эти осколки голыми руками. С ладоней не сходят глубокие порезы, но, кажется, Каме это нравится. В отношениях с Рё (если то, что между ними происходит, можно назвать отношениями) Каме определённо является моральным мазохистом, которому дико нравится резать себя внутри и наслаждаться видом собственной крови.
На эту самую кровь он и подманил Рё когда-то давно, когда они оба были ещё подростками. Тогда Каме был дико неуверенным в себе мальчишкой с комплексами, поэтому и позволял себя ранить таким, как Рё.
Лет прошло много, Каме изменился сам, но суть их отношений он изменить не смог.
Рё приходит к нему как к себе домой. Ест, спит, пользуется душем и прочим, но даже и не думает о том, чтобы как-то помочь. Протереть пол в коридоре, пропылесосить, вымыть посуду или покормить собаку — хоть что-нибудь! Каме умер бы от счастья, выполни Рё хотя бы один пункт из вышеперечисленных, но нет, это нереально. Рё просто валяется на диване в ожидании его прихода, смотрит телевизор, пьёт или дразнит бедную Ран, которая и так его недолюбливает. А когда Каме возвращается после насыщенного рабочего дня (ладно, будни Рё тоже насыщенные, уж в чём в чём, а в отлынивании от профессиональных обязанностей Рё никогда не был замечен), то вынужден вместо заслуженного отдыха возиться на кухне, а потом….
Против секса Каме никогда не возражает — тем более против секса с Рё, который знает каждый сантиметр его тела едва ли не лучше, чем своё собственное. Иногда Каме таким образом отдыхает во время перерывов на работе — просто запирается в кабинке туалета, прикрывает глаза и вспоминает сильные, уверенные руки Рё на своих бёдрах, губы на шее, язык, обводящий контуры сосков… Устоять перед этим просто невозможно, и Каме спускает воду, чтобы не было слышно громкого выдоха, когда он кончает в собственную ладонь. Ему всегда удаётся сделать это, не испачкав одежду, так что остаётся только вытереть руки салфеткой, а потом вымыть. Иногда — всегда после! — Каме получает от Рё какое-нибудь крайне пошлое сообщение, от которого легко покраснеет и злится, потому что времени на повтор манипуляций у него уже нет.
Так что Каме приходится терпеть до вечера, когда ухмыляющийся во все свои тридцать два зуба Рё выйдет в прихожую его встречать. Хорошо хоть, что всегда догадывается перед этим запереть Ран на кухне, потому что заниматься сексом в присутствии собаки Каме, как все нормальные люди, стесняется. Хотя, разумеется, никогда не говорит об этом Рё — тот ведь засмеёт. Просто потому, что любит это делать — насмешничать, даже если самому не по себе в присутствии Ран.
Рё — острый. Прямой и твёрдый, он вжимается в Каме всем своим сильным худым телом, каждой косточкой, словно пытаясь вплавиться в него, навсегда слиться воедино. И Каме сам прижимает к себе Рё обеими руками, но думать старается о чём-то отвлечённом.
Потому что боится, что однажды они уже на самом деле не смогут разделиться.
Уборка, говорит себе Каме, вскидывая бёдра и тяжело дыша, когда Рё легонько кусает его за ключицу. Ужин, мытьё посуды и чистка обуви.
Ему самому смешно, но вместо того, чтобы смеяться, он стонет от удовольствия.
Каме — острый, как то самое шило, что в мешке не утаишь. А Рё утаивает уже много лет, причём очень успешно: даже близкие друзья не в курсе, у кого именно он ночует в Токио. Наверняка придумали с десяток девчонок разного возраста, внешности и характера — половину Рё мог бы даже одобрить, но он не спрашивает. Ему всё равно, главное, что явно ни одна из тех воображаемых девиц не похожа на Каме.
Сильнее всего Рё прячется от Пи и Джина, потому что те, будучи лучшими друзьями Каме, знают его как облупленного, и ни за что не упустят шанса смеяться за это над Рё всю оставшуюся жизнь. Его или их — не суть важно. Хотя бы потому что Рё им в своё время наговорил про Каме много чего нелицеприятного. Притом совершенно серьёзно.
В какой-то мере он сейчас даже сожалеет о своих словах, но, во-первых, Каме об этом никогда не узнает (разве что Джин, обидевшись на Рё из-за какой-нибудь глупости, разболтает в отместку, но, похоже, сейчас Джин с Каме не общается, да и Рё с Каме официально тоже не общаются, поэтому тут опасаться нечего), а во-вторых — это самое удобное алиби на случай внезапного прокола. Рё уверен, что сможет отпереться с видом оскорблённой невинности, и ему все поверят. В конце концов, не такой уж он плохой актёр.
Хотя, возможно, некоторые всё-таки что-то подозревают. Тот же Джин, потому что во времена Dream Boys Каме с Рё ещё не особенно шифровались. Впрочем, у них тогда и не было ничего, кроме пары нетрезвых поцелуев, и они считали это обычной дружбой. Даже когда уходили в обнимку со сцены или вставали на сторону друг друга в спорах с кем-то третьим. Но это было так давно, что никто уже и не помнит. Cам Рё уже толком позабыл то единственное интервью, которое они дали совместно. Что он там нёс? Нечто вроде «я называл тебя страшным, потому что на самом деле ты мне нравишься». Казалось бы, признание откровеннее некуда, но все это проигнорировали. Ну и хорошо, потому что если бы они оставались у всех на виду, ничего бы не получилось. По крайней мере, ничего более или менее искреннего, ведь играть на публику они оба отлично умели.
Так что Рё доволен, что у него было время узнать, что Каме на самом деле не мягкотелая унылая черепаха, а острый, как клинок меча.
Рё нравится холодное оружие. И если бы он его коллекционировал, Каме непременно оказался бы лучшим и самым дорогим экземпляром. Правда, знать ему об этом не стоит. Потому что если он станет ещё острее, то Рё и порезаться ведь может. Или чего похуже.
Всё-таки для Рё собственная безопасность важнее, нежели что-то ещё.
Рё — острый, как прибрежные камни, на которые не выйдешь погулять босиком. Нагретые полуденным солнцем, обжигающе-горячие, а не приятно-тёплые. Каме любит море, но сам не понимает, с чего это вдруг его, обычно такого логичного и рассудительного, потащило с мягкого песка на те самые камни. Массаж ступней? Ну да, конечно.
Как-то раз они едут вместе на пляж — дикий, пустынный, спрятанный от всего мира на каком-то маленьком островке. Каме понятия не имеет, где Рё вообще нашел информацию об этом месте —надо бы потом спросить чисто из праздного любопытства. Потом, ибо сейчас он предпочитает просто наслаждаться лучами солнца, свежим солоноватым ветерком и полным отсутствием камер и назойливого внимания. У них с собой доски для сёрфинга, но Каме лень. Он хочет просто валяться на песке и отдыхать.
Что он, собственно, и делает. После нескольких безуспешных попыток Рё отказывается от идеи несколько расшевелить его и с недовольным лицом уходит к морю. Просто стоит в полосе прибоя, спиной к Каме и, наверное, смотрит на горизонт. Каме пытается представить себе его лицо — приоткрытые губы, чуть сведённые брови и пустота в тёмных глазах — а сам не может отвести взгляда от стройного смуглого тела.
Издали Рё точно кажется острым. Словно длинный, иглообразный шпиль какого-нибудь высотного здания на фоне безмятежного голубого неба.
Каме сам не понимает, что делает, когда встаёт, напрочь забыв про сланцы, и босиком шлёпает по горячему песку — туда, к нему. Обнимает Рё за талию сзади и прижимается щекой к плечу.
— Тебя вдруг потянуло на нежности? — в голосе Рё слышится лёгкое, явно наигранное презрение, но он не делает ни одного движения, чтобы оттолкнуть Каме, и это говорит о многом.
— Может, мне просто нравится тебя лапать, — бормочет в ответ Каме и кусает Рё за мочку уха, чтобы встряхнуть. — Я передумал. Не хочу лежать, давай поплаваем.
Рё тянет его за руку в воду, смеясь и подначивая. После, поздно ночью, когда они уже давно вернулись домой и Рё глубоко дышит во сне рядом, Каме просто лежит и думает, что от него пахнет морем. Всегда, а не только после купания.
Наверное, Рё в прошлой жизни был рыбой-иглой. Маленькой, тощей и очень злобной. С острыми зубами.
Каме не очень-то разбирается в морской фауне, поэтому дать рыбе-Рё точное название не может. И утыкается лицом в подушку, чтобы заглушить рвущийся с губ смех.
Смеётся он и утром, готовя суши, и Рё достаёт его расспросами, что смешного Каме нашёл в рисе, рыбе и листьях нори. Разумеется, Каме не отвечает, и Рё забавно дуется. Он всегда терпеть не может, когда от него что-то скрывают.
Правда после завтрака Рё обо всём забывает, и Каме это вполне устраивает.
Надо будет потом спросить у кого-нибудь про рыбу.
* * *
«Нет, Каме не острый, Каме тупой», — раздражённо думает Рё, глядя, как Каме буквально лопается от смеха во время приготовления суши, будто обкурился или внезапно слетел с катушек. Зная Каме, скорее второе — он всегда был не такой, как все. А может, у него аллергия на песок, морскую воду или воздух, потому что ведёт себя Каме странно со вчерашнего дня.
«Ну и хрен с ним», — думает Рё после завтрака, блаженно поглаживая себя по животу. Вкусная еда определённо не сравнится ни с чем, даже с хорошим сексом. Теперь можно со спокойной душой отправиться на работу — Каме уже убежал, продолжая странно улыбаться. Это он зря — знает же, что Рё потом отомстит. А может, специально нарывается.
Прошло уже много лет, а Рё о Каме по-прежнему ничего толком не знает. Хотя иногда ему кажется, что Каме сам себя и то знает весьма приблизительно. А может, это к лучшему, потому что если Каме займётся самокопанием, то Рё его потеряет. Нет, не в каком-то там сентиментальном плане, а вообще. Все его потеряют, ибо тогда уж у Каме точно съедет крыша, и он отправится на гастроли в клинику.
По крайней мере, Рё так считает. После того самого интервью, где Каме заявил, что хотел бы перестать быть личностью, чтобы легче вживаться в роли.
Рё, прочитав этот бред, уткнул Каме лицом в стену душевой и, трахая, долго и грязно ругался на тему того, что не собирается заниматься сексом с пустой оболочкой или с вымышленными персонажами (ладно, тут Рё немного покривил душой — Каме ему очень нравился, например, в образе Бема с этим его длинным белоснежным париком и чистыми, наивными, как у ребёнка глазами. Но постоянно видеть рядом с собой непонятно что? Ну уж нет, спасибо). И если у Каме проблемы, пусть поговорит с Джонни-саном, чтобы тот нашёл ему толкового психолога, умеющего держать язык за зубами.
Тогда Каме молчал, будто не знал, что ответить. А Рё потом было неловко, словно он наговорил лишнего. Может, да, наговорил. Но он не собирается отпускать Каме. В ближайшее время уж точно. А потом — пусть творит что хочет. Хоть обзаведётся раздвоением личности.
Каме — острый. Его, Рё, острый диагноз мании преследования и нездорового собственничества.
И Рё не знает, как от всего этого лечиться. И вообще, хочется ли ему этого — вылечиться от Каме?
* * *
Рё — острый, как хирургический скальпель. Он безошибочно находит в Каме и вскрывает все его злокачественные опухоли и мелкие болячки. Вспарывает кожу, выпуская на свет божий всё, что под ней таилось. Никакой анестезии или обезболивающего — скальпель-Рё режет по живому, наслаждаясь этим, не зная жалости.
Каме должен был бы Рё за это ненавидеть. Но почему-то не выходит. Хотя Каме знает: однажды Рё вскроет толстую оболочку его души и обнаружит там много чего интересного.
Рё станет противно, и он уйдёт. А Каме пока что к этому не готов. Он не уверен, что когда-нибудь сможет к этому подготовиться.
А Рё смеётся. Над его страхами, волнениями и обидами — как тогда, во времена подросткового максимализма. Иногда Каме думает, что Рё зависим — но не от него самого, а от этого ощущения, когда остриё входит в мягкую плоть. Остриё насмешек в беззащитную память и душу.
Иногда Каме мечтает о том, что однажды его моральные щиты станут неуязвимы против атак Рё. И вот тогда он узнает, так ли мягок Рё внутри, как и он сам.
Ничто так не интересовало Каме, как то, что скрыто внутри Рё. В конце концов, у самых ядовитых существ особенно вкусное мясо. Главное — правильно его приготовить.
А готовить у Каме получается. И он всегда хорошо натачивает ножи, как и свой разум, и свою язвительность.
На всякий случай. А вдруг возможность всё-таки представится? Каме никогда не упускает ни одной, даже самой малейшей.
«Карьерист», — фыркает Рё иногда, практически беззлобно и даже с долей уважения. Может быть. Но Каме предпочитает другие слова — например, «целеустремлённый» и «трудолюбивый».
И «упрямый», да. Но его упрямство всегда даёт плоды.
Даже Рё никогда с этим не спорит. А ведь Рё вечно острый на язык и неугомонный в поисках объекта для насмешек, как пчела в поисках цветка.
Иногда Каме обидно, что он видит только эту сторону Рё. Что не знает, как тот плачет (он делает это лишь в кругу семьи), не знает, как искренне улыбается и дурачится (для этого у него есть «Канджани» и друзья).
Каме не нравится, что Рё поворачивается к нему только лишь одной гранью. Той, где он острее.
Но возможно, когда-нибудь — нет, обязательно, потому что Каме упрямый перфекционист, который в лепёшку разобьётся ради достижения цели — это изменится.
Каме — острый, как новая бумага, о края которой так легко порезаться, если неосторожно за неё взяться. Рё привык и даже наслаждается этим — крохотными порезами, которые оставляет Каме, пытаясь защититься. Потому что на большее Каме не способен. По крайней мере, пока. Что будет потом, неизвестно, ведь Каме — самая большая загадка в жизни Рё, но он подозревает: кое-что так и останется неизменным.
Та лёгкость, с которой Рё, несмотря на все острые шипы, клыки и зубы Каме, открывает его, словно только что вышедшую из типографии новую книгу. И пусть она написана на непонятном, совершенно тарабарском языке, а страницы всё ещё режут руки, но открыть её способен только Рё. Чем втайне и гордится.
Главное, чтобы никто не спросил, зачем он эту книгу открывает и закрывает. Снова и снова, раз уж никогда не собирается читать. Потому что ответа Рё не знает.
— Давай прекратим всё это, — говорит как-то Каме. Говорит тихо, без эмоций и куда-то в сторону, будто разговаривает вовсе не с Рё, а с кем-то ещё, с невидимым воображаемым другом. А что? С Каме станется завести себе (точнее, придумать) пару-тройку таких. Но так как Рё был достаточно вежливым (и в глубине души надеялся, что Каме — нормальный), то всё-таки ответил:
— Прекратим что?
—То, что между нами, — ещё тише повторяет Каме и хочет выйти из комнаты, но Рё ловит его за запястье и дёргает на себя, заставив, наконец, посмотреть в глаза.
— А что между нами? — насмешливо интересуется Рё, щурясь и чувствуя себя хищной птицей, которая нависла над выбранной жертвой и наслаждается исходящей от неё аурой страха. — Разве между нами что-то есть?
Рё очень интересно, что же Каме думает об их отношениях. А ещё его гордость определённо уязвлена тем, что Каме захотел сбежать от него, как трусливое животное, поджав хвост. Рё должен знать, с чего это вдруг?
Как обычно, его слова злят Каме. Настолько, что тот вырывает руку и смотрит с ненавистью, будто вот-вот набросится и вцепится в шею. Для Рё этот его взгляд — самое лучшее лакомство. Сигнал, что вот-вот начнётся самое интересное.
— Ах, нет ничего? Что ж, я всегда знал, что ничего для тебя не значу. Что ты просто тратишь моё время и силы. И вообще, такой эгоист, как ты, просто не способен на…
— Не способен? — тянет Рё, притворяясь оскорблённым. — Ты считаешь, что я могу быть на что-то не способным?
Они оба знают, чем это закончится.
Каме ойкает от боли, когда Рё неловко толкает его на стол и стаскивает через голову футболку. Он всё ещё обижен, хотя и солгал. Каме не собирается всё заканчивать — не так и не сейчас, — ему просто нравится реакция Рё на подобные предложения. После попыток расстаться Рё особенно нетерпелив и горяч, будто действительно боится остаться один. Будто на самом деле он врал, когда говорил, что…
Каме выдыхает сквозь зубы, когда Рё чуть прикусывает его ключицу и обводит пальцем сосок, надавливая подушечкой на самый его кончик. У Рё вообще особая любовь к соскам Каме — якобы из-за того, что они чересчур маленькие и почти незаметные, но достаточно чувствительные, чтобы от одного прикосновения к ним Каме встряхивало всем телом. У Рё особая любовь вообще ко всему, что даёт ему власть над Каме, позволяет влиять на него и заставляет плавиться от удовольствия.
— Ты будешь хныкать и просить меня, — любит говорить Рё перед тем, как наброситься на Каме, словно голодающий на миску риса. Точнее, не говорить, а хрипло шептать в ухо, прижимая к чему-нибудь. К кровати, например, или к столу, как сейчас.
Каме в ответ только вызывающе смотрит в тёмные глаза Рё и ничего не говорит. Но знает, что в его взгляде легко можно прочитать: «Попробуй, но тебе это не по силам».
Пока что у них боевая ничья, заключающаяся в том, что оба кончают. Всегда и почти одновременно.
Каме в уме делает ставки сам с собой, кто же сегодня покинет игру первым. Правда, совсем недолго, ровно до того момента, как Рё делает свой первый ход. Накрывает губами маленький бледно-коричневый кружок соска, прикусывает его, заставив Каме резко выдохнуть. В это время его пальцы терзают второй сосок, а бедро совершенно недвусмысленно трётся о бедро Каме. Если учесть, что оба до сих пор не избавились от джинсов, ощущения ещё те. Чувствуя, как тело его предаёт и член уже начинает подниматься, Каме бессознательно трётся в ответ, запускает пальцы в гладкие волосы Рё, стискивает их, дёргает в странных попытках то ли отстранить, то ли крепче притянуть. Язык Рё выписывает круги на его груди, ладонь медленно скользит по животу вниз, под пояс джинсов, но стоит только пальцам Рё чуть подцепить его, как всё заканчивается.
Он выпрямляется — с самодовольной улыбкой и горящими желанием глазами, — чтобы взглянуть на Каме сверху вниз. Неудивительно, если учесть его вечный комплекс маленького роста.
— Проси, — насмешливо тянет он. Но Каме не собирается.
Вместо этого он хватает Рё за руку — ладонь скользит по смуглой, горячей и влажной от пота коже — и тянет на себя, жадно впиваясь в губы, прижимаясь всем телом так, как может только искусный гимнаст. Он чувствует твёрдый член Рё даже сквозь ткань и трётся бёдрами. Рё жарко и нетерпеливо выдыхает ему в губы. Каме же никуда не торопится: он прикусывает родинку на губе Рё, целует родинку на шее. Пальцы Рё судорожно скользят по его плечам и спине, он сам трётся в ответ, будто пытаясь облегчить напряжение.
Словно решив смиловаться над страданиями несчастного, Каме расстёгивает ширинку Рё и проскальзывает внутрь пальцами. Когда он обхватывает член прохладной ладонью, Рё стискивает зубы. Его встряхивает, как от удара током.
— Быстрее, — хрипло шепчет Рё на ухо Каме, но у того сейчас проказливое настроение. Поэтому он убирает руку и отталкивает Рё от себя.
— Пойдём на диван. Иначе на мне опять останутся синяки, которые будет трудно объяснить.
Рё смотрит на него в упор из-под растрёпанной чёлки, и в его тёмных глазах Каме видит реальную перспективу того, что его сейчас просто швырнут лицом в стол и грубо отымеют. Рё может, хотя потом пожалеет и будет чувствовать себя неловко.
Каме не хочет этого. Поэтому сам берёт Рё за руку и ведёт к дивану. Сам стаскивает с него джинсы с бельём и протягивает тюбик со смазкой.
Рё — большой ребёнок, которого Каме привык баловать. Ребёнок циничный, упрямый и эгоистичный, без которого, тем не менее, Каме обходиться не может. Пока
Первый толчок буквально выбивает из груди весь воздух, и Каме сильнее стискивает плечи Рё, судорожно вдыхая и не зная, как выдохнуть. Рё сжимает его ягодицы, целует в основание шеи, царапая пересохшими губами кожу, и ритмично двигает бёдрами вверх-вниз, вверх-вниз, вверх… Каме легко подстраивается под этот ритм, они словно танцуют на сцене новый, очень откровенный танец, где необходимо стать с партнёром одним целым. И, кажется, они уже близки к совершенству, потому что прижаться крепче невозможно, так же как и слиться воедино. Чувствуя в себе член Рё, его дыхание на коже и руки на теле, Каме теряется и почти отпускает ту тонкую, но прочную нить, которая зовётся самоконтролем.
Почти.
Он просовывает руку между их сплетёнными телами, обхватывает собственный член и начинает быстро и рвано дрочить, в противоположность сильным и ритмичным толчкам Рё, который вот-вот кончит. Каме смотрит ему прямо в глаза — кто первый отведёт взгляд, тот проиграет — и видит в них своё отражение. Своё раскрасневшееся лицо и очень похотливое выражение, которое Каме не хочет больше никому показывать. Он машинально облизывает губы — самым кончиком языка, как всегда делает — и Рё от этого уже привычного и достаточно невинного жеста сходит с ума. Резко вскидывает бёдра, входя в Каме полностью, и с низким стоном запрокидывает голову. Каме сжимает ладонь и дрожит, выплескиваясь на живот Рё, и в этот момент оба забывают о своём вечном противостоянии.
Хотя Каме помнит, что выиграл.
Потом они лениво целуются, и Рё охотно позволяет Каме собрать губами белые вязкие капли со своей смуглой кожи. После секса многое сглаживается, становится не таким важным, не таким раздражающим
Даже острота как будто притупляется, пусть и незначительно, но ощутимо. И, наверное, так оно и должно быть.
Потому, что Рё — острый. И Каме тоже. А значит, они слишком похожи, хоть никогда этого и не признают.
Автор: +Nea+
Бета: ladyxenax, Urumiya
Размер: миди (4 582 слова)
Пейринг/Персонажи: Нишикидо Рё/Каменаши Казуя
Категория: слэш
Жанр: повседневность, немного ангста и PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Рё — острый. И Каме тоже. А значит, они слишком похожи, хоть никогда этого и не признают.
От автора: написано на летнюю ФБ-2013
читать дальшеКаме — острый. Он весь похож на иглу, вроде той, какими пользуются китайские врачи-иглоукалыватели: тонкий, вытянутый, с жалящим кончиком, который легко пронзает насквозь. Этим инструментом можно вылечить практически любую болезнь, если найти на теле пациента нужную точку. Но им же легко можно и убить, если всадить в точку другую.
Каме — игла и её хозяин в одном лице. Знает наизусть все точки на теле Рё и в его сознании, поэтому может колоть даже с закрытыми глазами.
Иногда Рё до чёртиков обидно, что с годами он не становится другим, не настолько меняется, чтобы Каме вновь пришлось его изучать, искать уязвимые места и точки удовольствия, методично и тщательно зарисовывая их на подкорке собственного мозга. Заучивая так, что о любой из этих точек расскажет без запинки Обидно, потому что самому Рё такая привилегия, как постижение Каме, не положена. И Рё считает, что это нечестно.
Хотя в Каме почти всё нечестно. Например, Рё подозревает, что Каме может без запинки ответить на любой вопрос, если его разбудить в два ночи и спросить. Один раз он решает проверить (ну да, так по-ребячески, но хочется же!) и трясёт Каме за плечо, не включая свет. Тот недовольно вздыхает, наверняка даже не открывая глаз, и бормочет сквозь зубы:
— Чего тебе?
— У меня кажется температура. Есть аспирин? — невинно интересуется Рё, затаив дыхание в предвкушении. Потом он жалеет о том, что не подготовил секундомер, потому что Каме, кажется, отвечает ровно через мгновение.
— Аспирин в ванной в крайнем левом шкафчике.
И снова засыпает, словно ничего и не произошло. Рё очень не хочется покидать тёплую постель, но он всё же встаёт и идёт в ванную проверять. Аспирин действительно находится в указанном месте, и Рё раздражённо думает, что так просто он не отступит.
Однако все последующие попытки кончаются тем же: Каме знает в своей квартире расположение каждой вещи. Даже носков, которые Рё когда-то оставил и благополучно про них забыл.
Казалось бы, аккуратность — это хорошая черта, но она, словно иголка, укол за уколом раздражает Рё.
И если бы только она…
Иногда Рё радуется тому, что им не приходится вместе работать. Джонни-сан —мудрый человек, раз заботится об этом. Хотя, возможно, у него совершенно другие причины для того, чтобы разводить Нишикидо Рё и Каменаши Казую по разным концам Агентства, телестудий, съёмочных площадок. Но в любом случае Рё просто не смог бы сконцентрироваться на роли или на своих репликах, будь Каме в непосредственной близости. Со своей привычной улыбкой «на камеру» и вызывающим взглядом. Выполняющий любую, даже самую незначительную роль настолько идеально, насколько это вообще возможно. Окажись Рё в такой ситуации, он бы… провалился. Делал бы ошибки, раздражался — в общем, работал бы хуже некуда на радость завистникам. Или просто как дурак пялился бы на бёдра Каме, которыми тот крутит слишком уж профессионально и соблазнительно. Рё знает, что его многие поняли бы и даже посочувствовали, но от этого только хуже.
Его утешает только одно: Каме тоже рад, что они не работают вместе. И Рё доволен: ему нравится, что Каме в его присутствии слегка теряется, будто не знает, куда себя деть. Рядом с ним Каме так же легко возбуждается и боится открыть их отношения посторонним, как и сам Рё.
Так что хорошо, что теперь они почти не пересекаются на работе. Но иногда Рё думает, каково это — сниматься с Каме в одной дораме? Чтобы они играли главные роли —соперников, к примеру, или, скажем, полицейского и преступника, которого тот бы ловил. Полицейским Рё уже был, преступником тоже, так что справился бы без проблем. А Каме… Каме может быть кем угодно.
Рё представляет себя пойманным преступником в наручниках и комнате для допросов. И Каме в строгом костюме, с почему-то прилизанными волосами бесшумно поднимается со своего стула напротив, подходит к Рё сзади, склоняется и шепчет что-то на ухо жарко и одновременно безразлично. Даже в его фантазиях Каме был трудоголиком, чётко разделяющим работу и личную жизнь, но Рё мысленно представляет себе, как дерзко поднимает голову и сверлит следователя-Каме насмешливым, вызывающим взглядом, словно говоря: «Хочешь что-то узнать — заставь меня!»
Глаза Каме в фантазии медленно темнеют от холодного контролируемого гнева, и Рё чувствует, как по его телу разливается тёплая, почти горячая волна удовольствия и кое-чего ещё, гораздо более неприличного.
Да, в такой дораме он бы сыграл. Но тогда вся съёмочная площадка была бы в курсе их отношений, потому что Рё после подобных сцен затаскивал бы Каме в первый попавшийся тёмный угол, дабы «обсудить в приватной обстановке и отрепетировать пару будущих сцен». И Каме бы мило сопротивлялся, ругался сквозь зубы, краснел и стонал в шею Рё или плечо…
Одни только мысли об этом заставляют Рё бежать в туалет и запираться в кабинке, чтобы никто не увидел, чем он там занимается. Спустя несколько минут и судорожных движений ладонью Рё обычно вытирается салфеткой и пишет Каме пошлое сообщение. Тот никогда не отвечает, но зато вечером приходит домой с гневным лицом и буквально набрасывается на Рё. Сначала с упрёками, а потом…
В последний раз они сделали это прямо в прихожей, на полу. Рё упирался затылком в собственные же ботинки (к слову сказать, не совсем чистые — накануне дождь прошёл) и порвал на Каме одну из его любимых рубашек (за что потом выслушал массу «приятных» слов), пока Каме сам стаскивал с него брюки и бельё и долго целовал, и облизывал вставший член перед тем, как взять в рот. Рё тогда не смог долго продержаться и завалил Каме на тот же пол, забив на смазку и всунув прямо так. Каме шипел и извивался, но так как член Рё был влажен от его слюны, всё, в конце концов, получилось. Лучше некуда.
Хотя нет, было бы намного лучше, не выдай Каме в конце своё ворчливое:
— Мог бы пол помыть, раз раньше пришёл.
Вот это Рё ненавидит особенно — то, что Каме периодически обращается с ним как со своей девушкой. Ну или с соседом по квартире, которым Рё не является, несмотря на то, что в основном ночует у Каме, а не в своей токийской квартире. Её он вообще неизвестно зачем держит, потому что квартира ему не нравится: маленькая, пустая и неприбранная (в отличие от его жилища в Осаке, которое Рё считает своим домом и поэтому содержит в чистоте) — он вполне может порыться где-нибудь за диваном и найти пустую банку из-под пива времён отстранения Учи или даже дебюта «Канджани». Каждый раз он обещает себе устроить генеральную уборку, но вместо этого возвращается, кидает вещи в кресло или прямо на пол и заваливается спать, а рано утром — снова на работу.
Иногда Рё хочется привести Каме в свою квартиру, чтобы тот навёл порядок. Хотя бы ненадолго. Но поскольку у трудоголика Каме нет выходных (а когда есть, то он улетает либо во Францию, либо на Гуам — причём всегда один, без Рё, и даже не думает о том, чтобы хоть раз пригласить его с собой), то эта мечта так и остаётся мечтой.
Может, оно и хорошо. Потому, что язык у Каме очень острый, и он потом до конца своих дней будет пилить Рё и дразнить свиньёй.
* * *
Рё — острый. Он как обжигающий перец чили, которым посыпали открытую рану и в добавок потёрли чем-нибудь сверху, чтобы зёрнышки гарантированно проникли внутрь и отравили кровь. Каме не особенно любит острую пищу, но к этой уже пристрастился настолько, что просто не может отказаться. Даже если знает, какая она вредная для здоровья вообще и для него самого в частности.
Рядом с Рё Каме всегда мучают приступы голода, и он просто не может устоять, даже когда пытается внушить себе, что должен преодолеть соблазн.
Рё — острый, как битое стекло, и Каме каждый раз с завидным упорством собирает эти осколки голыми руками. С ладоней не сходят глубокие порезы, но, кажется, Каме это нравится. В отношениях с Рё (если то, что между ними происходит, можно назвать отношениями) Каме определённо является моральным мазохистом, которому дико нравится резать себя внутри и наслаждаться видом собственной крови.
На эту самую кровь он и подманил Рё когда-то давно, когда они оба были ещё подростками. Тогда Каме был дико неуверенным в себе мальчишкой с комплексами, поэтому и позволял себя ранить таким, как Рё.
Лет прошло много, Каме изменился сам, но суть их отношений он изменить не смог.
Рё приходит к нему как к себе домой. Ест, спит, пользуется душем и прочим, но даже и не думает о том, чтобы как-то помочь. Протереть пол в коридоре, пропылесосить, вымыть посуду или покормить собаку — хоть что-нибудь! Каме умер бы от счастья, выполни Рё хотя бы один пункт из вышеперечисленных, но нет, это нереально. Рё просто валяется на диване в ожидании его прихода, смотрит телевизор, пьёт или дразнит бедную Ран, которая и так его недолюбливает. А когда Каме возвращается после насыщенного рабочего дня (ладно, будни Рё тоже насыщенные, уж в чём в чём, а в отлынивании от профессиональных обязанностей Рё никогда не был замечен), то вынужден вместо заслуженного отдыха возиться на кухне, а потом….
Против секса Каме никогда не возражает — тем более против секса с Рё, который знает каждый сантиметр его тела едва ли не лучше, чем своё собственное. Иногда Каме таким образом отдыхает во время перерывов на работе — просто запирается в кабинке туалета, прикрывает глаза и вспоминает сильные, уверенные руки Рё на своих бёдрах, губы на шее, язык, обводящий контуры сосков… Устоять перед этим просто невозможно, и Каме спускает воду, чтобы не было слышно громкого выдоха, когда он кончает в собственную ладонь. Ему всегда удаётся сделать это, не испачкав одежду, так что остаётся только вытереть руки салфеткой, а потом вымыть. Иногда — всегда после! — Каме получает от Рё какое-нибудь крайне пошлое сообщение, от которого легко покраснеет и злится, потому что времени на повтор манипуляций у него уже нет.
Так что Каме приходится терпеть до вечера, когда ухмыляющийся во все свои тридцать два зуба Рё выйдет в прихожую его встречать. Хорошо хоть, что всегда догадывается перед этим запереть Ран на кухне, потому что заниматься сексом в присутствии собаки Каме, как все нормальные люди, стесняется. Хотя, разумеется, никогда не говорит об этом Рё — тот ведь засмеёт. Просто потому, что любит это делать — насмешничать, даже если самому не по себе в присутствии Ран.
Рё — острый. Прямой и твёрдый, он вжимается в Каме всем своим сильным худым телом, каждой косточкой, словно пытаясь вплавиться в него, навсегда слиться воедино. И Каме сам прижимает к себе Рё обеими руками, но думать старается о чём-то отвлечённом.
Потому что боится, что однажды они уже на самом деле не смогут разделиться.
Уборка, говорит себе Каме, вскидывая бёдра и тяжело дыша, когда Рё легонько кусает его за ключицу. Ужин, мытьё посуды и чистка обуви.
Ему самому смешно, но вместо того, чтобы смеяться, он стонет от удовольствия.
* * *
Каме — острый, как то самое шило, что в мешке не утаишь. А Рё утаивает уже много лет, причём очень успешно: даже близкие друзья не в курсе, у кого именно он ночует в Токио. Наверняка придумали с десяток девчонок разного возраста, внешности и характера — половину Рё мог бы даже одобрить, но он не спрашивает. Ему всё равно, главное, что явно ни одна из тех воображаемых девиц не похожа на Каме.
Сильнее всего Рё прячется от Пи и Джина, потому что те, будучи лучшими друзьями Каме, знают его как облупленного, и ни за что не упустят шанса смеяться за это над Рё всю оставшуюся жизнь. Его или их — не суть важно. Хотя бы потому что Рё им в своё время наговорил про Каме много чего нелицеприятного. Притом совершенно серьёзно.
В какой-то мере он сейчас даже сожалеет о своих словах, но, во-первых, Каме об этом никогда не узнает (разве что Джин, обидевшись на Рё из-за какой-нибудь глупости, разболтает в отместку, но, похоже, сейчас Джин с Каме не общается, да и Рё с Каме официально тоже не общаются, поэтому тут опасаться нечего), а во-вторых — это самое удобное алиби на случай внезапного прокола. Рё уверен, что сможет отпереться с видом оскорблённой невинности, и ему все поверят. В конце концов, не такой уж он плохой актёр.
Хотя, возможно, некоторые всё-таки что-то подозревают. Тот же Джин, потому что во времена Dream Boys Каме с Рё ещё не особенно шифровались. Впрочем, у них тогда и не было ничего, кроме пары нетрезвых поцелуев, и они считали это обычной дружбой. Даже когда уходили в обнимку со сцены или вставали на сторону друг друга в спорах с кем-то третьим. Но это было так давно, что никто уже и не помнит. Cам Рё уже толком позабыл то единственное интервью, которое они дали совместно. Что он там нёс? Нечто вроде «я называл тебя страшным, потому что на самом деле ты мне нравишься». Казалось бы, признание откровеннее некуда, но все это проигнорировали. Ну и хорошо, потому что если бы они оставались у всех на виду, ничего бы не получилось. По крайней мере, ничего более или менее искреннего, ведь играть на публику они оба отлично умели.
Так что Рё доволен, что у него было время узнать, что Каме на самом деле не мягкотелая унылая черепаха, а острый, как клинок меча.
Рё нравится холодное оружие. И если бы он его коллекционировал, Каме непременно оказался бы лучшим и самым дорогим экземпляром. Правда, знать ему об этом не стоит. Потому что если он станет ещё острее, то Рё и порезаться ведь может. Или чего похуже.
Всё-таки для Рё собственная безопасность важнее, нежели что-то ещё.
* * *
Рё — острый, как прибрежные камни, на которые не выйдешь погулять босиком. Нагретые полуденным солнцем, обжигающе-горячие, а не приятно-тёплые. Каме любит море, но сам не понимает, с чего это вдруг его, обычно такого логичного и рассудительного, потащило с мягкого песка на те самые камни. Массаж ступней? Ну да, конечно.
Как-то раз они едут вместе на пляж — дикий, пустынный, спрятанный от всего мира на каком-то маленьком островке. Каме понятия не имеет, где Рё вообще нашел информацию об этом месте —надо бы потом спросить чисто из праздного любопытства. Потом, ибо сейчас он предпочитает просто наслаждаться лучами солнца, свежим солоноватым ветерком и полным отсутствием камер и назойливого внимания. У них с собой доски для сёрфинга, но Каме лень. Он хочет просто валяться на песке и отдыхать.
Что он, собственно, и делает. После нескольких безуспешных попыток Рё отказывается от идеи несколько расшевелить его и с недовольным лицом уходит к морю. Просто стоит в полосе прибоя, спиной к Каме и, наверное, смотрит на горизонт. Каме пытается представить себе его лицо — приоткрытые губы, чуть сведённые брови и пустота в тёмных глазах — а сам не может отвести взгляда от стройного смуглого тела.
Издали Рё точно кажется острым. Словно длинный, иглообразный шпиль какого-нибудь высотного здания на фоне безмятежного голубого неба.
Каме сам не понимает, что делает, когда встаёт, напрочь забыв про сланцы, и босиком шлёпает по горячему песку — туда, к нему. Обнимает Рё за талию сзади и прижимается щекой к плечу.
— Тебя вдруг потянуло на нежности? — в голосе Рё слышится лёгкое, явно наигранное презрение, но он не делает ни одного движения, чтобы оттолкнуть Каме, и это говорит о многом.
— Может, мне просто нравится тебя лапать, — бормочет в ответ Каме и кусает Рё за мочку уха, чтобы встряхнуть. — Я передумал. Не хочу лежать, давай поплаваем.
Рё тянет его за руку в воду, смеясь и подначивая. После, поздно ночью, когда они уже давно вернулись домой и Рё глубоко дышит во сне рядом, Каме просто лежит и думает, что от него пахнет морем. Всегда, а не только после купания.
Наверное, Рё в прошлой жизни был рыбой-иглой. Маленькой, тощей и очень злобной. С острыми зубами.
Каме не очень-то разбирается в морской фауне, поэтому дать рыбе-Рё точное название не может. И утыкается лицом в подушку, чтобы заглушить рвущийся с губ смех.
Смеётся он и утром, готовя суши, и Рё достаёт его расспросами, что смешного Каме нашёл в рисе, рыбе и листьях нори. Разумеется, Каме не отвечает, и Рё забавно дуется. Он всегда терпеть не может, когда от него что-то скрывают.
Правда после завтрака Рё обо всём забывает, и Каме это вполне устраивает.
Надо будет потом спросить у кого-нибудь про рыбу.
* * *
«Нет, Каме не острый, Каме тупой», — раздражённо думает Рё, глядя, как Каме буквально лопается от смеха во время приготовления суши, будто обкурился или внезапно слетел с катушек. Зная Каме, скорее второе — он всегда был не такой, как все. А может, у него аллергия на песок, морскую воду или воздух, потому что ведёт себя Каме странно со вчерашнего дня.
«Ну и хрен с ним», — думает Рё после завтрака, блаженно поглаживая себя по животу. Вкусная еда определённо не сравнится ни с чем, даже с хорошим сексом. Теперь можно со спокойной душой отправиться на работу — Каме уже убежал, продолжая странно улыбаться. Это он зря — знает же, что Рё потом отомстит. А может, специально нарывается.
Прошло уже много лет, а Рё о Каме по-прежнему ничего толком не знает. Хотя иногда ему кажется, что Каме сам себя и то знает весьма приблизительно. А может, это к лучшему, потому что если Каме займётся самокопанием, то Рё его потеряет. Нет, не в каком-то там сентиментальном плане, а вообще. Все его потеряют, ибо тогда уж у Каме точно съедет крыша, и он отправится на гастроли в клинику.
По крайней мере, Рё так считает. После того самого интервью, где Каме заявил, что хотел бы перестать быть личностью, чтобы легче вживаться в роли.
Рё, прочитав этот бред, уткнул Каме лицом в стену душевой и, трахая, долго и грязно ругался на тему того, что не собирается заниматься сексом с пустой оболочкой или с вымышленными персонажами (ладно, тут Рё немного покривил душой — Каме ему очень нравился, например, в образе Бема с этим его длинным белоснежным париком и чистыми, наивными, как у ребёнка глазами. Но постоянно видеть рядом с собой непонятно что? Ну уж нет, спасибо). И если у Каме проблемы, пусть поговорит с Джонни-саном, чтобы тот нашёл ему толкового психолога, умеющего держать язык за зубами.
Тогда Каме молчал, будто не знал, что ответить. А Рё потом было неловко, словно он наговорил лишнего. Может, да, наговорил. Но он не собирается отпускать Каме. В ближайшее время уж точно. А потом — пусть творит что хочет. Хоть обзаведётся раздвоением личности.
Каме — острый. Его, Рё, острый диагноз мании преследования и нездорового собственничества.
И Рё не знает, как от всего этого лечиться. И вообще, хочется ли ему этого — вылечиться от Каме?
* * *
Рё — острый, как хирургический скальпель. Он безошибочно находит в Каме и вскрывает все его злокачественные опухоли и мелкие болячки. Вспарывает кожу, выпуская на свет божий всё, что под ней таилось. Никакой анестезии или обезболивающего — скальпель-Рё режет по живому, наслаждаясь этим, не зная жалости.
Каме должен был бы Рё за это ненавидеть. Но почему-то не выходит. Хотя Каме знает: однажды Рё вскроет толстую оболочку его души и обнаружит там много чего интересного.
Рё станет противно, и он уйдёт. А Каме пока что к этому не готов. Он не уверен, что когда-нибудь сможет к этому подготовиться.
А Рё смеётся. Над его страхами, волнениями и обидами — как тогда, во времена подросткового максимализма. Иногда Каме думает, что Рё зависим — но не от него самого, а от этого ощущения, когда остриё входит в мягкую плоть. Остриё насмешек в беззащитную память и душу.
Иногда Каме мечтает о том, что однажды его моральные щиты станут неуязвимы против атак Рё. И вот тогда он узнает, так ли мягок Рё внутри, как и он сам.
Ничто так не интересовало Каме, как то, что скрыто внутри Рё. В конце концов, у самых ядовитых существ особенно вкусное мясо. Главное — правильно его приготовить.
А готовить у Каме получается. И он всегда хорошо натачивает ножи, как и свой разум, и свою язвительность.
На всякий случай. А вдруг возможность всё-таки представится? Каме никогда не упускает ни одной, даже самой малейшей.
«Карьерист», — фыркает Рё иногда, практически беззлобно и даже с долей уважения. Может быть. Но Каме предпочитает другие слова — например, «целеустремлённый» и «трудолюбивый».
И «упрямый», да. Но его упрямство всегда даёт плоды.
Даже Рё никогда с этим не спорит. А ведь Рё вечно острый на язык и неугомонный в поисках объекта для насмешек, как пчела в поисках цветка.
Иногда Каме обидно, что он видит только эту сторону Рё. Что не знает, как тот плачет (он делает это лишь в кругу семьи), не знает, как искренне улыбается и дурачится (для этого у него есть «Канджани» и друзья).
Каме не нравится, что Рё поворачивается к нему только лишь одной гранью. Той, где он острее.
Но возможно, когда-нибудь — нет, обязательно, потому что Каме упрямый перфекционист, который в лепёшку разобьётся ради достижения цели — это изменится.
* * *
Каме — острый, как новая бумага, о края которой так легко порезаться, если неосторожно за неё взяться. Рё привык и даже наслаждается этим — крохотными порезами, которые оставляет Каме, пытаясь защититься. Потому что на большее Каме не способен. По крайней мере, пока. Что будет потом, неизвестно, ведь Каме — самая большая загадка в жизни Рё, но он подозревает: кое-что так и останется неизменным.
Та лёгкость, с которой Рё, несмотря на все острые шипы, клыки и зубы Каме, открывает его, словно только что вышедшую из типографии новую книгу. И пусть она написана на непонятном, совершенно тарабарском языке, а страницы всё ещё режут руки, но открыть её способен только Рё. Чем втайне и гордится.
Главное, чтобы никто не спросил, зачем он эту книгу открывает и закрывает. Снова и снова, раз уж никогда не собирается читать. Потому что ответа Рё не знает.
* * *
— Давай прекратим всё это, — говорит как-то Каме. Говорит тихо, без эмоций и куда-то в сторону, будто разговаривает вовсе не с Рё, а с кем-то ещё, с невидимым воображаемым другом. А что? С Каме станется завести себе (точнее, придумать) пару-тройку таких. Но так как Рё был достаточно вежливым (и в глубине души надеялся, что Каме — нормальный), то всё-таки ответил:
— Прекратим что?
—То, что между нами, — ещё тише повторяет Каме и хочет выйти из комнаты, но Рё ловит его за запястье и дёргает на себя, заставив, наконец, посмотреть в глаза.
— А что между нами? — насмешливо интересуется Рё, щурясь и чувствуя себя хищной птицей, которая нависла над выбранной жертвой и наслаждается исходящей от неё аурой страха. — Разве между нами что-то есть?
Рё очень интересно, что же Каме думает об их отношениях. А ещё его гордость определённо уязвлена тем, что Каме захотел сбежать от него, как трусливое животное, поджав хвост. Рё должен знать, с чего это вдруг?
Как обычно, его слова злят Каме. Настолько, что тот вырывает руку и смотрит с ненавистью, будто вот-вот набросится и вцепится в шею. Для Рё этот его взгляд — самое лучшее лакомство. Сигнал, что вот-вот начнётся самое интересное.
— Ах, нет ничего? Что ж, я всегда знал, что ничего для тебя не значу. Что ты просто тратишь моё время и силы. И вообще, такой эгоист, как ты, просто не способен на…
— Не способен? — тянет Рё, притворяясь оскорблённым. — Ты считаешь, что я могу быть на что-то не способным?
Они оба знают, чем это закончится.
* * *
Каме ойкает от боли, когда Рё неловко толкает его на стол и стаскивает через голову футболку. Он всё ещё обижен, хотя и солгал. Каме не собирается всё заканчивать — не так и не сейчас, — ему просто нравится реакция Рё на подобные предложения. После попыток расстаться Рё особенно нетерпелив и горяч, будто действительно боится остаться один. Будто на самом деле он врал, когда говорил, что…
Каме выдыхает сквозь зубы, когда Рё чуть прикусывает его ключицу и обводит пальцем сосок, надавливая подушечкой на самый его кончик. У Рё вообще особая любовь к соскам Каме — якобы из-за того, что они чересчур маленькие и почти незаметные, но достаточно чувствительные, чтобы от одного прикосновения к ним Каме встряхивало всем телом. У Рё особая любовь вообще ко всему, что даёт ему власть над Каме, позволяет влиять на него и заставляет плавиться от удовольствия.
— Ты будешь хныкать и просить меня, — любит говорить Рё перед тем, как наброситься на Каме, словно голодающий на миску риса. Точнее, не говорить, а хрипло шептать в ухо, прижимая к чему-нибудь. К кровати, например, или к столу, как сейчас.
Каме в ответ только вызывающе смотрит в тёмные глаза Рё и ничего не говорит. Но знает, что в его взгляде легко можно прочитать: «Попробуй, но тебе это не по силам».
Пока что у них боевая ничья, заключающаяся в том, что оба кончают. Всегда и почти одновременно.
Каме в уме делает ставки сам с собой, кто же сегодня покинет игру первым. Правда, совсем недолго, ровно до того момента, как Рё делает свой первый ход. Накрывает губами маленький бледно-коричневый кружок соска, прикусывает его, заставив Каме резко выдохнуть. В это время его пальцы терзают второй сосок, а бедро совершенно недвусмысленно трётся о бедро Каме. Если учесть, что оба до сих пор не избавились от джинсов, ощущения ещё те. Чувствуя, как тело его предаёт и член уже начинает подниматься, Каме бессознательно трётся в ответ, запускает пальцы в гладкие волосы Рё, стискивает их, дёргает в странных попытках то ли отстранить, то ли крепче притянуть. Язык Рё выписывает круги на его груди, ладонь медленно скользит по животу вниз, под пояс джинсов, но стоит только пальцам Рё чуть подцепить его, как всё заканчивается.
Он выпрямляется — с самодовольной улыбкой и горящими желанием глазами, — чтобы взглянуть на Каме сверху вниз. Неудивительно, если учесть его вечный комплекс маленького роста.
— Проси, — насмешливо тянет он. Но Каме не собирается.
Вместо этого он хватает Рё за руку — ладонь скользит по смуглой, горячей и влажной от пота коже — и тянет на себя, жадно впиваясь в губы, прижимаясь всем телом так, как может только искусный гимнаст. Он чувствует твёрдый член Рё даже сквозь ткань и трётся бёдрами. Рё жарко и нетерпеливо выдыхает ему в губы. Каме же никуда не торопится: он прикусывает родинку на губе Рё, целует родинку на шее. Пальцы Рё судорожно скользят по его плечам и спине, он сам трётся в ответ, будто пытаясь облегчить напряжение.
Словно решив смиловаться над страданиями несчастного, Каме расстёгивает ширинку Рё и проскальзывает внутрь пальцами. Когда он обхватывает член прохладной ладонью, Рё стискивает зубы. Его встряхивает, как от удара током.
— Быстрее, — хрипло шепчет Рё на ухо Каме, но у того сейчас проказливое настроение. Поэтому он убирает руку и отталкивает Рё от себя.
— Пойдём на диван. Иначе на мне опять останутся синяки, которые будет трудно объяснить.
Рё смотрит на него в упор из-под растрёпанной чёлки, и в его тёмных глазах Каме видит реальную перспективу того, что его сейчас просто швырнут лицом в стол и грубо отымеют. Рё может, хотя потом пожалеет и будет чувствовать себя неловко.
Каме не хочет этого. Поэтому сам берёт Рё за руку и ведёт к дивану. Сам стаскивает с него джинсы с бельём и протягивает тюбик со смазкой.
Рё — большой ребёнок, которого Каме привык баловать. Ребёнок циничный, упрямый и эгоистичный, без которого, тем не менее, Каме обходиться не может. Пока
Первый толчок буквально выбивает из груди весь воздух, и Каме сильнее стискивает плечи Рё, судорожно вдыхая и не зная, как выдохнуть. Рё сжимает его ягодицы, целует в основание шеи, царапая пересохшими губами кожу, и ритмично двигает бёдрами вверх-вниз, вверх-вниз, вверх… Каме легко подстраивается под этот ритм, они словно танцуют на сцене новый, очень откровенный танец, где необходимо стать с партнёром одним целым. И, кажется, они уже близки к совершенству, потому что прижаться крепче невозможно, так же как и слиться воедино. Чувствуя в себе член Рё, его дыхание на коже и руки на теле, Каме теряется и почти отпускает ту тонкую, но прочную нить, которая зовётся самоконтролем.
Почти.
Он просовывает руку между их сплетёнными телами, обхватывает собственный член и начинает быстро и рвано дрочить, в противоположность сильным и ритмичным толчкам Рё, который вот-вот кончит. Каме смотрит ему прямо в глаза — кто первый отведёт взгляд, тот проиграет — и видит в них своё отражение. Своё раскрасневшееся лицо и очень похотливое выражение, которое Каме не хочет больше никому показывать. Он машинально облизывает губы — самым кончиком языка, как всегда делает — и Рё от этого уже привычного и достаточно невинного жеста сходит с ума. Резко вскидывает бёдра, входя в Каме полностью, и с низким стоном запрокидывает голову. Каме сжимает ладонь и дрожит, выплескиваясь на живот Рё, и в этот момент оба забывают о своём вечном противостоянии.
Хотя Каме помнит, что выиграл.
Потом они лениво целуются, и Рё охотно позволяет Каме собрать губами белые вязкие капли со своей смуглой кожи. После секса многое сглаживается, становится не таким важным, не таким раздражающим
Даже острота как будто притупляется, пусть и незначительно, но ощутимо. И, наверное, так оно и должно быть.
Потому, что Рё — острый. И Каме тоже. А значит, они слишком похожи, хоть никогда этого и не признают.
@темы: ф-фикшн, Nishikido Ryo, Kamenashi Kazuya
. Так что все нежно, нежно 
